Статья
В спальне Воланда всё оказалось, как было до бала. Воланд в сорочке сидел на постели, и только Гелла не растирала ему ногу, а на столе, там, где раньше играли в шахматы, накрывала ужин. Коровьев и Азазелло, сняв фраки, сидели у стола, и рядом с ними, конечно, помещался кот, не пожелавший расстаться со своим галстуком, хоть тот и превратился в совершеннейшую грязную тряпку. Маргарита, шатаясь, подошла к столу и оперлась на него. Тогда Воланд поманил её, как и тогда, к себе и показал, чтобы она села рядом.
– Ну что, вас очень измучили? – спросил Воланд.
– О нет, мессир, – ответила Маргарита, но чуть слышно.
– Ноблесс оближ, – заметил кот и налил Маргарите какой-то прозрачной жидкости в лафитный стакан.
– Это водка? – слабо спросила Маргарита.
Кот подпрыгнул на стуле от обиды.
– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
Маргарита улыбнулась и сделала попытку отодвинуть от себя стакан.
– Смело пейте, – сказал Воланд, и Маргарита тотчас взяла стакан в руки. – Гелла, садись, – приказал Воланд и объяснил Маргарите: – Ночь полнолуния –праздничная ночь, и я ужинаю в тесной компании приближенных и слуг. Итак, как чувствуете вы себя? Как прошел этот утомительный бал?
– Потрясающе! – затрещал Коровьев, – все очарованы, влюблены, раздавлены, сколько такта, сколько умения, обаяния и шарма!
Воланд молча поднял стакан и чокнулся с Маргаритой. Маргарита покорно выпила, думая, что тут же ей и будет конец от спирта. Но ничего плохого не произошло. Живое тепло потекло по её животу, что-то мягко стукнуло в затылок, вернулись силы, как будто она встала после долгого освежающего сна, кроме того, почувствовала волчий голод. И при воспоминании о том, что она не ела ничего со вчерашнего утра, он ещё более разгорелся. Она стала жадно глотать икру.
Бегемот отрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил, съел и после этого так залихватски тяпнул вторую стопку спирта, что все зааплодировали.
После второй стопки, выпитой Маргаритой, свечи в канделябрах разгорелись поярче, и в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала, кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазывает горчицей устрицу.
– Ты ещё винограду сверху положи, – тихо сказала Гелла, пихнув в бок кота.
– Попрошу меня не учить, – ответил Бегемот, – сиживал за столом, не беспокойтесь, сиживал!
– Ах, как приятно ужинать вот этак, при камельке, запросто, – дребезжал Коровьев, – в тесном кругу...
– Нет, Фагот, – возражал кот, – бал имеет свою прелесть и размах.
– Никакой прелести в нём нет и размаха тоже, а эти дурацкие медведи, а также и тигры в баре своим рёвом едва не довели меня до мигрени, – сказал Воланд.
– Слушаю, мессир, – сказал кот, – если вы находите, что нет размаха, и я немедленно начну придерживаться того же мнения.
– Ты смотри! – ответил на это Воланд.
– Я пошутил, – со смирением сказал кот, – а что касается тигров, то я велю их зажарить.
– Тигров нельзя есть, – сказала Гелла.
– Вы полагаете? Тогда прошу послушать, – отозвался кот и, жмурясь от удовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в течение девятнадцати дней в пустыне и единственно, чем питался, это мясом убитого им тигра. Все с интересом прослушали это занимательное повествование, а когда Бегемот кончил его, все хором воскликнули:
– Враньё!
– И интереснее всего в этом вранье то, – сказал Воланд, – что оно – вранье от первого до последнего слова.
– Ах так? Враньё? – воскликнул кот, и все подумали, что он начнет протестовать, но он только тихо сказал: – История рассудит нас.
