Гаррис предложил сделать на завтрак яичницу-болтунью. Он сказал, что сам её приготовит. Судя по его словам, он был большим специалистом по части яичниц. <…> Более того, он дал нам понять, что люди, которые хоть раз попробовали его яичницу, навеки теряли вкус ко всякой другой пище. <…>
У нас потеки слюнки от его рассказов, и мы притащили ему спиртовку, сковородку и все яйца, которые ещё не успели разбиться и испортить содержимое нашей корзины...
Гаррису пришлось немало потрудиться, чтобы разбить яйца. Собственно, трудность заключалась не в том, чтобы их разбить, а в том, чтобы удержать их при этом на должном расстоянии от штанов и вылить <…> именно в сковородку, а не в рукава. В конце концов полдесятка яиц каким-то образом попали куда следует, а Гаррису, присев на корточки, удалось взбить их вилкой.
Насколько мы с Джорджем могли судить, это была мучительная работа. Стоило Гаррису приблизиться к сковороде, как он тут же обжигался, ронял всё, что у него было в руках, и начинал плясать вокруг спиртовки, дуя на пальцы и бранясь последними словами. Оглядываясь на него, мы с Джорджем каждый раз видели, как он проделывает эти манипуляции. Сначала мы даже решили, что речь идёт о каких-то особых приёмах кулинарного искусства. Мы ведь ничего не знали о яичнице-болтунье и полагали, что это какое-нибудь блюдо краснокожих индейцев или туземцев Сандвичевых островов, готовящих его обязательно в сопровождении заклинаний и ритуальных плясок. <…>
Ожидания Гарриса не вполне оправдались. <…> Из пяти попавших на сковородку яиц получилась одна чайная ложка подгоревшего, невкусного месива.
Гаррис заявил, что во всём виновата сковорода. Он уверил, что болтунья получилась бы гораздо вкуснее, будь в нашем распоряжении газовая плита и таз для варенья.
